Руфина Константиновна Кяжева родилась в деревне Пидьма Подпорожского района Ленинградской области. Деревня стояла на трех холмах, совсем рядом текла река, была церковь. У семьи был большой и красивый двухэтажный дом, в нем жили втроем: брат, Руфина Константиновна и их мама.
Финны пришли из леса и сразу заполонили оба этажа дома. Девочку с мамой не трогали, обсуждали что-то свое, распределяли старост, которые потом следили за каждым домом. Брат в это время гулял на улице, когда вернулся, финны его забрали, больше до лагеря семья его и не видела. Вскоре жителей деревни на лошадях повезли в поселок Токари, к станции, чтобы на товарных поездах доставить в Петрозаводск.
Как только приехали, нас выкинули из вагонов и поселили в дом, где не было даже полов, одна земля внизу. На следующий день расселили по квартирам.
Брат Руфины Константиновны приехал позже, но его сразу же забрали на работы в Суну. Потом стали каждый день увозить в город маму:
Я её спрашивала: «Мама, ты куда?», а она говорит: «На работу, не знаю куда. К воротам придем, посадят нас в машину и увезут». В первый день, когда маму увозили в город, я за ней, за машиной побежала. Пока бежала, меня поймал финн, отвел в будку, откуда они наблюдали за лагерем. Там я и оставалась до конца дня, пока мама не приедет.
Маленькая девочка очень боялась остаться одна в незнакомом месте, где она совсем никого не знала. Финны ходили из своей будки в столовую на обед и ужин, приносили ей еду. Один из смотрителей сказал: «Завтра если тоже так придешь, обязательно возьми бидончик или кастрюлю, чтобы была ручка. Только не беги за мамой, а приходи сразу к нам в будку».
Уже в бараке с мамой они привязали к кастрюле веревочку и на утро девочка пошла с ней в будку. Они говорят: «Ну вот, теперь жди, когда маму обратно привезут». А она все одно твердила: «Убьете там, насовсем увезли!», не верила их словам. Но каждый день мама возвращалась, а девочка шла в квартиру с кастрюлей еды, которую делили на всех, продолжалось это примерно неделю. В обычные дни питались по карточкам.
Когда пришло лето, дети стали ходить в шестой лагерь через речку, собирать чернику. Один раз сходили удачно: украдкой, везде прятались, а на второй их подкараулили и поймали.
У ворот был барак, наверное, баня, меня туда заволокли, положили на скамейку раздевшись и огрели плеткой два раза. Я кричала, страшно было, больше не пошла за проволоку, не знаю, как остальные ребята.
Ещё финны водили детей из лагерей в школу, объясняли немного по-русски, оценки были от 1 до 10. Однажды Руфину Константиновну вызвали к доске:
Говорят: «Иди молиться». А я не умею! И поставили коленями на горох, было тяжело на нем стоять, больно. Потом уже научили молиться, показали, как нужно пальцы держать.
В это время мама девочки ездила в город, как и брат, рыла траншеи. Потом заговорили, что война идет к концу. Первое время после освобождения Руфина Константиновна жила в школе с мамой, её назначили туда уборщицей и сторожихой. Многие уже разъехались, а им пришло письмо, что дом в Пидьме разрушен, финны его взорвали. А она всё просила и просила: «Мама, поехали домой, на пидемском кряжу, хоть голодная сижу, но на пидемском кряжу!». Когда приехали, увидели, что дома нет, ничего не осталось. Потом все же вернулись в Петрозаводск.
По рассказу Руфины Кяжевой кажется, что ребята в лагерях были обычными детьми: они бегали по территории, играли в прятки, кто-то даже сумел привезти с собой игрушки, ходили в школу. Но все это было без настоящей детской радости и наивности, ведь от настоящей жизни их отделяла колючая проволока концентрационного лагеря №5.