Зоя Алексеевна Пиккарайнен-Серебрякова родилась в Петрозаводске 25 апреля 1931 года. Когда началась война ей было 10 лет.
Мама Зои Алексеевны работала в хирургии, но с приходом войны больницу переименовали в госпиталь и перевезли в деревню Песчаное Пудожского района. Она не хотела оставаться там, пока её дети были в деревне Типиницы Медвежьегорского района с бабушкой и дедушкой, поэтому попросила, чтобы ее на лодках перевезли через озеро. Над озером летали финские самолеты, из которых шли обстрелы, но маме удалось добраться до деревни невредимой. Уже там всю семью забрали финны.
Оккупанты заняли деревню, в тот момент большую, зажиточную, где было много коров, лошадей, была своя школа. Они бомбили деревню, разоряли дома, пока жители резали свой скот чтобы хоть что-то взять с собой.
Мы старались оставаться в спокойствии, когда финны пришли на наш участок и взяли всех нас в лагерь Медвежьегорск. Повели нас дорогой, дорогой очень плохой. Мы бедно жили и бедно одевались: у кого какие галоши, у кого сапожки, шубки, мы собрали все, что могли. Нас гнали и били плетками.
В дороге людей подгоняли, мальчишек били плетками, если кто-то отставал. Сначала до деревни Великие Нивы, потом Поля, так дошли до разбитых домов Педасельги. Серебряковых поселили ещё с одной семьей из шести человек, жили вдевятером в одном доме.
Первые полгода я была в лагере в Медвежьегорске, это потом уже после лагеря они нас повезли по всем деревням, и мы оказались в деревне Педасельга, где нас переселили в старый дом. Кругом были мины, колючая проволока и финские патрули. Было голодно и холодно, нам давали по сто грамм галет и по сто грамм песку. Ходить в лес за дровами, чтобы печку затопить, не разрешали, а дом холодный, спали на полу, прикрывались своими тряпками.
Финны постоянно следили, чтобы никто не выходил в лес, но многие все равно подрывались на минах, потому что пытались добыть ягод, грибов и хоть каких-то дров. Мальчиков ловили, били очень сильно, а девочек еще щадили. По словам Зои Алексеевны, жили они там как в тюрьме:
Мы видели, как ловили партизан, и как финны издевались над ними. Штаб был за восемь километров в Корытово и туда увозили их. В одном из домов мы организовали медпукнт, где лежали только раненые. Один мальчик остался без ног, потому что подорвался на мине, лечили как могли. Не хватало бинтов, рвали простыни, а финны, хотя они и наказывали, но были очень незлые, выделяли материал медицинский, привозили бинты.
Когда финнов прогнали, все вздохнули с облегчением и пошли обратно в Типиницы. Дома были сожжены и разграблены, поля заросли, а фермы разрушены. Вспоминать эти моменты Зое Алексеевне было очень тяжело.
Это было двадцать с чем-то километров, я уже сейчас даже не помню. Голодные, холодные, еле-еле шли. Но насколько было радостно! Мы все, мальчишки и девчонки уже подросшие стали работать в деревне, помогали восстановлению школы, помогали сельскому хозяйству: носили дрова, мусор убирали, садили овощи и поливали огороды. Я очень горжусь, что мы помогали взрослым людям и помощь наша была, конечно, может быть детская не такая сильная, но все-таки помогали.
Многих поощряли грамотами и путевками на Первый Республиканский слет в Петрозаводск. На такой слет попали и Зоя Алексеевна с сестрой Тамарой. Когда деревенскую школу восстановили, дети вернулись к учебе. Скучать им было некогда, а учились все хорошо, потому что познали свою тяжесть в жизни, и понимали, что возможность учиться — это очень хороший знак.
Окончив училище, Зоя Алексеевна вышла замуж и позже родила двоих сыновей. Сейчас она называет себя счастливой мамой, бабушкой и прабабушкой, которая гордится своей семьей. На все лето она уезжает в дом в родной деревне Типиницы, несмотря на то, что там уже совсем не осталось молодежи, деревня опустела и обеднела. При встрече Зоя Алексеевна прочла нам стихотворение, посвященное в том числе детству в концлагерях:
Есть молодые, те, кто ценит классику, Я всей душой и за эту молодежь. Ну кто же? Кто же нацарапал свастику И подписал: «Не парься, не сотрешь!» Застыла я в немом оцепенении, Увидев на стене фашистский знак И чья вина, что это поколение Сегодня может выразиться так! Еще мы здесь, и мы фашистов видели, Мы помним, будни их концлагерей. Они чужие расы ненавидели, Уничтожали маленьких детей. Забыть нельзя бомбежки и пожарища. Тех девятьсот ночей и дней И гибель самых преданных товарищей, Слез вдов войны и матерей! На век фашист и свастика проклятая Осужденные за зверство на Земле. Так кто же? Кто же свастику царапает, В метро на чистом вымытом стекле?